Сборник - «Лимонка» в войну
Только я докурил, как меня выдернули на разговор без протокола со спецслужбами. Мы с Димкой проводили для них «курсы повышения квалификации». Им понадобилось целых три часа, чтобы выяснить, что такое НБП и с чем его едят. От нас им нужно было понять, как нам это всё удалось. Мы не стесняясь рассказывали об этом, так как в следующий раз всё равно всё будет по-другому, и мы их опять обманем. Как всегда. Во время разговора в кабинет зашла следователь с переводчицей, и мне было представлено постановление о возбуждении уголовного дела по статье «разбой» (как потом оказалось, это ошиблась в запарке переводчица). Но тогда я лишь усмехнулся: разбой так разбой. У меня возникло ощущение, что в комнате запахло латышами. Я усмехнулся, пожал плечами и сказал спецслужбам: «Ну разбой нам за подобные акции ещё никогда не предъявляли». Человек из спецслужб спросил, планировалась ли эта акция, на что я ему ответил, что в свете предъявленной бумажки на эту тему не хочу говорить. Они мило улыбнулись и извинились. Дальше их стало интересовать, как относится НБП к политике Путина, к событиям в «Норд-Осте». Провел политинформацию, которая была прервана полицейскими, забравшими меня фотографировать и снимать пальчики.
Пока меня возили на дактилоскопию, мы мило побеседовали с полицейским, который сидел за рулём и отлично разговаривал по-русски. Он сказал, что согласен с нашей акцией и вполне разделяет наши требования. Во время фотографирования чехи заценили мою татуировку с бравым солдатом Швейком – как-никак местный национальный герой. Одновременно мы посмотрели два выпуска новостей, где мы шли заглавной новостью. Национал-Большевистская Партия, повязка крупным планом. Весь остальной саммит отошёл на второй план.
Надо отметить, что чешские полицейские разительно отличаются от своих российских коллег, у них нет на лице печати мента – «я из МВД!». Когда они ходят в штатском, то хрен поймешь, что они из полиции, некоторые из тех, кого мы видели, носят панковские причёски, всякие фенечки, драные джинсы. Они ходят в полицию как на службу: восемь часов отработал, а дальше личная жизнь. Они не чувствуют себя хозяевами на улице, когда любой гражданин находится у них в полной власти. Нет, они просто служащие, отсюда и корректное, по сравнению с Россией, отношение к задержанным.
После дактилоскопии меня привезли обратно, где допросили, выдали повестку на 18 декабря для ознакомления с делом и сообщили мне, что это мое право – приехать и ознакомиться с материалами дела. Право, но не обязанность. И выпустили на улицу под дождь. 23.21 чешского времени. Нечаева допросили раньше, и мне сказали, что его тоже уже отпустили. Прага – чужой город, чужая страна, где друг друга искать, неясно. Я позвонил в Бункер, попал между первым и вторым тостом за нас с Нечаевым, сообщил, что нас отпустили, и сказал, что если Нечаев будет звонить, то я его жду возле вокзала, где мы сдавали вещи в камеру хранения. Нечаев не дозвонился, телефон был занят, нацболы вышли в Интернет. Но мы все равно встретились, причём именно там. Нацболы имеют друг с другом ментальную связь.
Нечаева допрашивали, пока с меня снимали пальцы, а затем его повезли забирать вещи из камеры хранения и на дактилоскопию, откуда его и отпустили. За камеру хранения заплатили чешские полицейские, так как денег у Димки оставался адын доллар. На вокзале произошёл забавный инцидент: Дмитрия, закованного в наручники, конвоировали трое полицейских. Двое держали его под руки, а третий шёл впереди и открывал все двери. Эта процессия шла через весь вокзал, отъезжающие антиглобалисты смотрели на это с охеревшим видом, а один местный бомж, который, видимо, сам не раз попадал, подбежал, вставил Нечаеву в зубы стреляную прикуренную сигарету и сказал по-чешски: «Держись!»
После того как встретились возле закрытого вокзала под дождём (более бестолкового места для встречи придумать было нельзя), мы отправились кататься на трамваях по ночной Праге. В Праге есть дневные трамваи, а есть маршруты, которые ходят только ночью. Вот в них-то мы и спали от конечной до конечной. Когда нас уже подзаколебали эти трамвайные экскурсии, мы наткнулись на очередной конечной на укуренных в распиздень чешских анархистов-малолеток. Которые не могли даже встать со скамейки, и единственное, на что они были способны, – это вручить нам добрый джойнт. Мы не смогли отказаться от подобного предложения. Во время разговора два Дмитрия признались, кто они и что здесь делают. Два Томаша никак на это не отреагировали ввиду полной невменяемости, а девочка-анархистка, Виктория, посмотрела на нас и заявила: «Все вы, русские, ёбнутые, а вы так вообще камикадзе». Отсюда вывод: антиглобалисты в общем-то неплохие ребята, но на героический жертвенный поступок не способны.
Путь домойВ Польше и Чехии очень много граффити, уделано всё что можно: электрички, трамваи, заборы и дома, туннели в метро, исторические памятники в Праге. Мы тоже оставили свой след. В нескольких местах в Праге появились надписи: «Прага – Русский город!», «Мы еще вернемся!», «НБП».
Всю дорогу от Праги до Львова мы спали, время от времени доставая паспорта на границе. Мы проснулись на автовокзале во Львове, вдохнули воздух родной Империи, продрали заспанные глаза и прикурили сигареты. И тут же на нас обрушилось «родное» государство: к нам подбежали двое в штатском, показали удостоверения уголовного розыска и потребовали предъявить документы, сразу же спросив, сколько мы привезли с собой наркотиков. Но убедившись, что мы журналисты, извинились и ушли. И мы сразу же поняли – мы дома!
P.S. Партия – по-чешски – «Strana». В полицейских протоколах и местных газетах так и было написано – «jako aktiviste Nacionalne bolsevicke strany»…
Дмитрий Бахур, декабрь 2002
Сны
Мне никогда не снятся Франция или Бельгия, где я жил, работал, путешествовал, где у меня есть друзья, где после рабочего дня тихим сельским вечером симпатичные девушки-француженки пели нам песни под гитару на французском, моём втором родном языке, знакомом с детства. По ночам я вижу Таджикистан, где голод, нищета и нестабильность, где люди за несколько месяцев зарабатывают столько, сколько во Франции на сборе винограда можно заработать за день.
Позавчера по почте мне пришла газета «Содружество НГ (независимых государств)». Где-то там, в архивах московских патриотических организаций, которые когда-то приглашали нас на патриотические съезды и форумы, остались адреса, и о нас вспомнили через несколько лет. Видать, дело идёт к новым российским выборам, нужна тусовка в виде очередного съезда «российских» соотечественников. А пока, чтобы их вспомнили, нам прислали по газетке. На первой же странице размазывают по стенке таджикские власти, призывая США повлиять на их своенравного президента. Помои в таком концентрированном виде о каких-либо нынешних властях СНГ мне читать не приходилось уже давно. Это о самой пророссийской республике СНГ в течение последних восьми лет, более пророссийской, чем даже Белоруссия, в газете, присылаемой одними «российскими патриотами» другим.
Таджикистан – это наша родина, может быть, даже в большей степени, чем Приднестровье или Абхазия. Здесь народное восстание и революция осенью 1992 года против демоисламистов смыла с территории республики национальный позор горбачёвской чумы, который позорным клеймом нашего бездействия висит над всеми нами. Здесь больше, чем даже в Приднестровье, чувствуется имперский дух нашей страны, здесь при разговоре со мной, журналистом, все начинали со слов: «Когда же мы восстановим СССР?» Там было плохо и голодно, но там было чувство свободы. Там я был у себя дома. На Украине я живу в логове врагов.
Будучи в республике, я всё время вспоминал давний спор Ленина и Троцкого: сумеет ли революционная республика устоять во враждебном окружении. Жизнь дала ответ: да, сумеет, но только отгородившись от остального мира железным занавесом. Увы, «вторая редакция октябрьской революции» в отдельно взятой республике, похоже, переживает не лучшие времена. В своё время китайские дипломаты предложили таджикскому руководству рассмотреть вопрос о вводе китайских войск для охраны границы с Афганистаном: «там птица не пролетит». Вместо них сейчас границу «охраняют» коррумпированные до мозга костей российские «пограничники».
Именно потому, что Таджикистан остался осколком СССР и не стал при этом государством прокитайским, Россия и «мировое сообщество» ломали об колено советскую власть в республике. Я был потрясён, как разносторонне, целенаправленно, с самых неожиданных сторон республику и президента прижимают к стенке – моей фантазии журналиста не хватало даже вообразить подобное. Негласная экономическая блокада, перебои железнодорожного сообщения с Москвой, финансовая удавка, давление со стороны ООН, прямой запрет со стороны России разгромить озверелые остатки демоисламистских террористических банд – вот только малая часть того, что я видел и слышал. Все республики СНГ получили оружие для армии из бывших советских арсеналов. А вот Таджикистан, которому оно больше всего было нужно для борьбы с демоисламистскими террористами, не получил ни автомата! В результате российской блокады (в частности, была перекрыта поставка зерна, которое там никогда ранее не выращивали) республика стала самым бедным государством СНГ, а нищета приняла неописуемый характер. Офицерам в армии не платили в срок даже их нищенскую зарплату. «Я перевозил родственникам трупы заключённых, умерших от голода в тюрьме. Республика не может прокормить уголовников», – рассказывал мне в своё время шофёр.
